— Я слышал, как двое ваших молодых коллег говорили о нем с таинственным видом детективов-любителей. Они поведали мне, что это большой секрет.
— Да, это так, доктор Стадлер, это совершенно секретный исследовательский проект, который правительство доверило нам. И очень важно, чтобы газетчики не пронюхали о нем.
— Что означает «К»?
— Ксилофон. Проект «Ксилофон». Это, естественно, зашифрованное название. Работа связана со звуком, но я уверен, что это не заинтересует вас. Это чисто технологический проект.
— Да, избавьте меня от объяснений. У меня нет времени на технологические проекты.
— Доктор Стадлер, я думаю, мне не стоит говорить, что было бы благоразумно не упоминать о проекте «К»?
— Хорошо, хорошо. Хотя должен заметить, что мне не нравятся обсуждения подобного рода.
— Конечно! Я не прощу себе, если позволю отнимать ваше время такими разговорами. Поверьте, вы можете спокойно возложить эти проблемы на меня. — Он слегка выпрямился, будто собирался встать. — Итак, если вы вызывали меня по этому поводу, то уверяю вас, я…
— Нет, — медленно произнес доктор Стадлер, — я хотел поговорить с вами о другом.
Феррис ничего не ответил. Он просто сидел и ждал. Доктор Стадлер протянул руку и легким пренебрежительным толчком подвинул книгу к центру стола:
— Вы не скажете мне, что означает этот образчик непристойности?
Доктор Феррис, не взглянув на книгу, некоторое время пристально смотрел в глаза Стадлеру, потом откинулся назад и произнес со странной улыбкой на губах:
— Я польщен, что вы делаете для меня исключение, читая книгу для широкой публики. Двадцать тысяч экземпляров этого скромного опуса разошлось за две недели.
— Я прочитал его.
— И что?
— Я жду объяснений.
— Вы нашли текст непонятным?
Доктор Стадлер с недоумением посмотрел на него:
— Вы осознаете, какую тему выбрали для обсуждения и в какой манере это делаете? Один стиль чего стоит!
— Так вы считаете, что содержание заслуживает более пышной формы? — Феррис произнес это столь невинным тоном, что доктор Стадлер не мог определить, было это издевательством или нет.
— Вы отдаете себе отчет в том, что вы проповедуете в этой книге?
— Так как вы, насколько я понимаю, не одобряете эту книгу, я хочу, чтобы вы знали, что она написана без всякого злого умысла.
Вот она, подумал доктор Стадлер, эта странность в поведении Ферриса; он предполагал, что в данном случае достаточно будет высказать неодобрение, но казалось, на Ферриса это не произвело никакого впечатления.
— Если бы какой-нибудь пропойца-невежда в дикой ненависти ко всему разумному нашел в себе силы выразить свои мысли на бумаге и написал такую книгу, я бы не удивился. Но знать, что она написана ученым, и видеть гриф нашего института!
— Но, доктор Стадлер, она не адресована ученым. Она написана именно для невежд.
— Что вы имеете в виду?
— Для толпы.
— Но Боже ты мой! Последний тупица обнаружит кричащие противоречия в каждом вашем утверждении.
— Скажем так, доктор Стадлер: тот, кто не видит этого, заслуживает того, чтобы верить в мои утверждения.
— Но вы освятили эту омерзительную галиматью престижем науки! Я еще понимаю, когда подобную околесицу под видом заумного мистицизма несет какое-нибудь жалкое ничтожество вроде Саймона Притчета, — все равно его никто не слушает. Но вы внушаете людям мысль, что это наука. Наука! Вы пользуетесь достижениями разума, чтобы разрушить его. По какому праву вы используете мою работу, непозволительно, нелепо перенося ее выводы в совершенно иную область, и делаете чудовищные обобщения на основе чисто математической проблемы? По какому праву вы подаете это так, будто я — я — дал согласие на издание вашей книги?
Доктор Феррис никак не отреагировал на его слова. Он спокойно смотрел на доктора Стадлера, и это спокойствие придавало ему почти снисходительный вид.
— Доктор Стадлер, вы говорите так, будто эта книга адресована мыслящему читателю. Если бы это было действительно так, пришлось бы принять во внимание такие категории, как точность, обоснованность, логика и престиж науки. Но это не так. Она адресована народу. А вы всегда повторяли, что народ не поймет. — Он остановился, но доктор Стадлер молчал. — Может показаться, что книга не имеет никакой философской ценности, но она имеет огромную психологическую ценность.
— Не понимаю.
— Видите ли, доктор Стадлер, люди не хотят думать. Чем глубже они погружаются в свои заботы, тем меньше хотят думать. Но подсознательно они чувствуют, что должны думать, и чувствуют себя виноватыми. Поэтому они благословят и последуют советам любого, кто найдет оправдание их нежеланию мыслить; любого, кто превратит в добродетель — сверхинтеллектуальную добродетель — то, что они считают своим грехом, своей слабостью, своей виной.
— И вы потворствуете этому?
— Это путь к популярности.
— Зачем же вам популярность?
Феррис вскользь, как бы ненароком взглянул в лицо доктору Стадлеру.
— Мы государственное учреждение, — спокойно ответил он — существующее за счет налогоплательщиков.
— И поэтому вы проповедуете, что наука — сплошное мошенничество, которое необходимо искоренить!
— Именно к такому выводу можно прийти логическим путем, прочитав мою книгу. Но это не то заключение, которое они сделают.
— А как насчет позора для института в глазах мыслящих людей? Ведь они определенно еще остались где-то.
— Почему мы должны о них беспокоиться?